Существует широкая дискуссия о предмете исторической науки, о том, что есть история. Разработка этого понятия и сейчас является актуальной методологической задачей философов и историков, особенно тех историков, которые не удовлетворяются лишь событийным уровнем исследования, которые стремятся к сравнительно более высокому уровню абстрагирования, к универсальному мышлению.
Николай Бердяев указывал на ограниченность чисто рационального познания, что справедливо, поскольку создаваемые рассудком абстракции основаны на отвлечении от несущественных с точки зрения исследователя свойств объекта, кроме того чувства и эмоциональные состояния представляют собой особый информационный канал, можно сказать язык, который не может быть расшифрован лишь логически. Однако, касаясь вопроса о соотношении рационального и иррационального в историческом познании, отметим, что Бердяев не отрицал важность первого, что ясно из его утверждения о невозможности создания настоящей философии истории без этапа расщепления, раздвоения, критического взгляда на действительность. Речь идет о вторичности рационального, его подчиненности иррациональному, в контексте его религиозной философии, точнее будет сказать духовному.
''Для понимания "исторического", для того, чтобы мысль была обращена и к восприятию "исторического", и к его осмысливанию, необходимо пройти через некое раздвоение'' [1].
В самом начале своей книги ''Смысл истории'' Бердяев поднимает вопрос о сущности исторического. Историческое можно рассматривать как предмет исторической науки, взятый обобщенно. Далее приводятся и анализируются основные признаки, которыми Бердяев наделяет ''историческое''.
Итак, ''историческое'' предстает перед нами как ''внутренняя жизнь'' [1], ''тайна'' [1], к которой можно по-настоящему приобщиться, лишь осознав ее как свою судьбу. При этом этот мыслитель не утверждает принципиальной непознаваемости для субъекта исторического, считает это возможным, если границы субъекта и объекта нивелируются. Бердяев очень близко подошел к требованию тождества субъекта и объекта как необходимого условия исторического познания.
Следующим важным свойством исторической реальности, с точки зрения Бердяева, признается конкретность. Согласно [1], ''в истории нет ничего абстрактного, отвлеченного''. То есть история призвана изучить саму жизнь человечества во всей ее полноте. По Бердяеву, историческое имеет индивидуальный и конкретный характер. При этом любая конкретная реальность им рассматривается как историческая. В рамках философии истории часто идут дискуссии о предмете истории. Что считать историей, важные события, имевшие серьезные последствия, оказавшие большое влияние на судьбы миллионов людей или же всю минувшую повседневность? В первом случае всё же недостаточно ясны критерии значимости влияния, при оценке важности того или иного события историк во многом исходит из личных ценностей и вкусов. Избежать такой ''вкусовщины'' можно лишь, подобно Бердяеву признав исторической ''любую конкретную реальность''. Можно предположить, что Бердяев однозначно делает акцент на индивидуальном в историческом, которое следует трактовать как личностное. Однако, подобное утверждение односторонне. Так, например, историческая нация имеет индивидуальный характер.
С точки зрения Бердяева, оперирование абстрактными, не существующими в действительности, объектами относится к области социологии. При этом он категорично отрицает реальность класса и социальной группы, хотя склонен признать реальность нации, аргументируя это существованием градаций индивидуальностей. Так, ''историческая нация'', по мысли Бердяева, обладает свойствами как общего, так и индивидуального. Однако, вопрос о ее реальности трудно считать ясно раскрытым этим философом. Тенденция связывать историческое и реальное, дает основания предположить, что Бердяев склонялся к положительному ответу на вопрос о реальности ''исторической нации''. На мой взгляд, в определенных исторических условиях, классовая или групповая идентичность могут играть гораздо более существенную роль, чем национальная. Кстати религиозная и национальная идентичность есть вещи разные, которые могут не совпадать.
''История не есть объективная эмпирическая данность, история есть миф'' [1]. Действительно, эмпирический значит воспринимаемый в опыте органами чувств. Информация о фактическом положении дел, составляет предмет историографии. Исследование субъективных мотивов, тех идей, которыми были движимы действующие лица, является преимущественной задачей истории. Все же надо отметить, что восприятие эмпирической действительности на самом деле тоже субъективно, тот есть, не существует однозначного отражения объекта познающим субъектом, на этот процесс оказывают влияние ценности, цели и установки субъекта, говоря более обобщенно, его мировоззрение. Таким образом, любая ''эмпирическая данность'' во многом субъективна.
Объективная, значит не зависящая от субъекта, то есть отдельная от него. Изучение лишь объективной истории, на самом деле мало отличается от фактографии. С другой стороны, духовный мир человека также имеет объективный характер. При этом, объективность, беспристрастность вовсе не предполагает оценочных суждений нормативного характера.
История есть миф, то есть не объективная эмпирическая данность. Можно сказать, что историю создает в конечном счете субъект, поэтому история субъективна. Связь с социумом при этом не играет решающей роли. На самом деле, сложно понять историю, такую, какой она была. Это серьезная проблема исторической науки, поскольку внутренние движущие мотивы участников исторического действия познать сложно. История, таким образом, не может быть поставлена в один ряд с естественными науками, которые имеют дело с повторяющимися закономерностями.
С точки зрения Бердяева, "История не есть объективная эмпирическая данность, история есть миф" [1]. "Объективный" подразумевает существующий независимо от нашего сознания, то есть объективность предполагает некоторую замкнутую на себе целостность, отделенность от наблюдателя, отсутствие органической связи с ним. При этом познающий субъект не проецирует свой внутренний мир на объект, имеет место четкое восприятие объекта как другого.
Действительность дана нам в опыте, в этом опыте можно выделить восприятие внешнего мира органами чувств, эмпирический опыт не может быть полностью объективен, он всегда испытывает влияние прошлого опыта, ценностей, а также психологических особенностей наблюдателя. Ценности принадлежат субъекту, мир истории, это мир действия на основе ценностей. Миф получается, когда объективная действительность, хотя человек не способен в полной мере к объективному восприятию, наделяется идеальным, приобретает личностный смысл. Миф не признается, однако вымыслом, несмотря на расхождение с реальностью, ибо реальность субъективна.
Бердяев говорит о том, что миф раскрывает картину "идеальной фактичности". То эмоциональное состояние, которое переживали люди, в принципе также существовало объективно, однако едва ли можно понять во всей полноте лишь рационально. Бердяев также говорит, что история, есть содержащийся в народной памяти рассказ, не всегда удовлетворяющий критерию достоверности, подлинной фактичности.
Следующим важным признаком истории Бердяев признает эсхатологичность.
''История по существу − эсхатологична, потому что она предполагает разрешающий конец, разрешающий исход, предполагает катастрофическое свершение, где начинается какой-то новый мир'' [1].
Бердяев жил во времена исторических катаклизмов, войн и революций, его личный опыт способствовал становлению критического взгляда на человеческую историю. Как было показано выше, любая конкретная реальность является исторической. Негативизм скорее проистекает из понимания истории как череды войн, преступлений и катастроф. Эти виды исторического действительно проникнуты ожиданием разрешающего конца, ибо действительность несет одни лишения. Примечательно, что светлое будущее видится Бердяеву через ''катастрофическое свершение'' [1] . Он верно указал на эсхатологический характер христианства, империализма и коммунизма. Исторические свершения на самом деле проникнуты верой в будущее. Чем сильнее желание будущего, тем меньшее значение имеет момент настоящего. Именно христианской культуре, в отличие от культуры Дальнего Востока, присуще сильное желание распространения своих ценностей среди иноверцев. Действительно, если история имеет линейную модель развития, тогда резко повышается ответственность субъекта за действие или бездействие. Верующий буддизма или индуизма может рассчитывать на повторный шанс в следующих жизнях. Вера в переселение душ способствует восприятию истории как круговой. Единственная жизнь, по которой и определяется судьба человека в вечности, с точки зрения христианства, приводят к тому, что история воспринимается как линейная.
''Движение без перспективы конца, без эсхатологии не есть история, оно не имеет внутреннего плана, внутреннего смысла, внутреннего свершения'' [1]. С одной стороны, любая конкретная действительность − историческая, с другой лишь движение с перспективой конца признается историей. Это можно понять, исходя из христианских убеждений Бердяева: история идет по божественному плану, а также на основе свободного воления человека. История призвана показать пагубность безнравственной жизни и отделение человека от божественного. То есть не существует неэсхатологической истории. Однако люди не всегда осознают это. Нехристианские народы рассматриваются как неисторические, они воспринимают мир в его завершенности, не обращая внимания на истинные с точки зрения Бердяева движущие силы исторического процесса.
Таковы основные признаки истории согласно Бердяеву. Связь эсхатологичности истории с христианством можно считать наиболее аргументированным выводом автора.
Источник:
- ''Смысл истории'' Н. Бердяев
Комментариев нет:
Отправить комментарий